Поворачивая голову, я понимаю, что в ней уже почти ничего не осталось: я бурчу и скрещиваю на груди руки всякий раз, когда кому-то, кого я еще не успела выбрать, придет в голову быть со мною нежным и добрым. Кроме крупа лошади, изъеденного мухами и слепнями, светлой шерсти покорной кобылы, я не помню ничего про своего спутника.Кажется, у нас разница в четыре года, он кровожаден как все подростки, а я боюсь лягушек, забравшихся внутрь обувки.
Я колдую и ничего из того не выходит - понимаю, что нельзя затягивать узел. Справедливость в свободе - как мне её дождаться. Чем длиннее день, тем меньше я успеваю. Тем легче крыши и быстрее шаги: иногда я мечтаю о том, чтобы споткнуться, в самом деле. И слова мои - не нужда рассказа, но гедония любования.