Ничего не меняет кроме - утыкаться в макушку, будучи безразличным, проваливаться, ощущая себя ответственным и обеспокоенным. Страдающе заедать прошедшее из-за невозможности повторить. Чтобы уснуть, я линию твоей руки мажу, соединяя с собственной.
Люди прекрасны и удивительны.
Только будьте здоровы.

18:23

с

Разное: ревнивая тоска и тоска безнадежная. В первой я ощущаю право владения - право на все твои дни и ночи, но объект мой молчалив и глух ко мне. Изводишься и бегаешь по клетке - убеждаешься в собственной ненужности, несостоятельности, пытаешься себя отпустить. Но - ничего не делаешь ни для признаний, ни для шагов.
Сейчас: смирение и тоска, от смешанной конкретики объектов и всеобщего их равнодушия. Нет, я доволен тем, что мне достается и это дорого, чрезвычайно дорого, но нет чувства места.
Видимо, что-то.

Пока Искандер считает, что я следую его вектору, я смещаю координаты. Более прочего я хочу быть лучше - иначе.
Прочее дает мне радость, а не страдания. Может пройдет головная боль.
О, девушка про.

17:33

илла

Переходим к счету по десяткам - куда улетает время. Гаснет мой янтарь.

13:19

re:

Ты видишь: я отравлен своими незнакомцами и старыми крючками - ... Многоточия это условия существования тебя. Говорят, завтра ветер уйдет.
Хочу писать "лань", выходит "олень". Все это ровным счетом.

Похоже, я заболел.

Новое:
наш дом стоит в "ухе" - какая-то странная бухта, у людей, говорящих с духами красивые лица, и негритянка говорит о том, что у бога нет имени. Мы ждем приходящей воды.Потом все превращаются в мою семью, я снимаю с вентиляционного отверстия в картонной стене сначала пустую раму от фотографии, потом прозрачную сетку, чтобы долго копаться в дыре - мы убегаем, а снаружи женщина(она наша мать), встречает детей в осенней одежде и крестьянку, пасущую собак. У меня был волшебный топор, о котором я не сказала - я сначала была вообще каким-то странным недалеким пожилым мужчиной, зашедшим на огонек в амплуа блудного сына. Этот топор какой-то символ. И я лежала, накрывшись одеялом, надеясь, что наш антагонист не станет меня рубить. А потом его отрубленная голова была размером с вишню. Когда один взывал к богу ( он был размером с ладонь, держал в руке посох, говорил во сне что-то, тряся колокольчиками) мы сжались в комнате наподобие туалета, пока молодой разговаривал с ветром. Потом шагали, передавая через руки беременных - здесь было шесть пар очень похожих семей, а комната кренилась и падала.
Окно разбили, и я лежала навзничь посреди порога, затаив дыхание.

09:35

Руно

Большая разница меж нами в том, что читая "своя половина" ты радостно восклицаешь "своя!", а я бурчу: "половина".
Писать: про отца, тушенку, судоходное и сухопотную. Танцы с лентами тела, рисунки на двери в ванную комнату, богатстве шести историй. Я все же _благоприятный исход_ и потому их будет шесть (но только пожелай - отрежу девять).

во втором заходе - рыжая женщина. И какое-то странное государство с гаремом, в котором у мужчины слишком восточное лицо и детей его носят на руках. Все видят гобелены, где эта рыжая качается на качелях и влюбляются.
Я беседую с человеком, который опасен. Он забирает мое кольцо - я думаю, мы еще встретимся, чтобы обменяться снова.
Китаянки в голубом ничего не знают о подземном городе.

...
трансформации и продолжения

-
Я что вспомнила: мне снилось, что я читаю какую-то книгу псевдо-триллер. Тупой сюжет - я читала до этого как на 10-12 человек(в итоге они все сложились в семейные пары) кто-то напал, мой протагонист читал какую-то книгу по математике в самолете и потом они как-то спаслись. Хуже вот что: смысл второй части в том, как они встречаются через двадцать лет в каком-то то ли замке, то ли публичной библиотеке, то ли в Метрополе - все в смокингах, а женщины с прической каре и челкой в каких-то дурацких твидовых костюмах - одна на коляске, есть еще пара на байках. Там кого-то убивают, но я вижу с верхнего этажа как они почти все разъезжаются в целости, но знаю при этом, что на втором этаже еще осталось шесть мужчин и ВСЕ ЭТО НАПРЯМУЮ СВЯЗАНО С ОБОБЩЕННЫМИ ФУНКЦИЯМИ. Потому половина глав в книге - это тупо рассказ о них.
-
Черт! Там был Эйнштейн!
-
Я поняла, это еще "Семь психопатов". Там до этого мужик книгу свою рассказывал, а они были участниками. Но это немного другая ветка, хотя тот же вкус: там были заброшенные железнодорожные пути, по которым в конце пошел поезд, а эти парни тащились, сидя на спине у парня с лицом Эйнштейна - причем это была тупо маска. Потом он вывернулся в главного героя. И какой-то прозрачный пакет с травой

05:02

bulga

Находишь: краткость - сестра, но моя между 200ми и 1000.
Толчки трехлетней давности, стычки. И откуда оно идет? То ли сумрачная первая встреча, то ли глупый первый отказ.
Когда смутно понимаешь, что используемые слова не только имеют место, но еще и не совсем приличествующий смысл.
Деревья. Нужно время.

18:17

Sol

Я понимаю - не легкие слова мои, а липнущие к губам. Только причмокивать и сваливаться томной кучей на спинку, головой вертеть - неудобно затылку и встраиваться между _встать_ и _отчаяться_. Так я настолько удивлен достигнутой глубиной - что куда не глянь, все равно на тебя наткнусь. Через пятнадцать сантиметров и окно начинается улица.
"Солнце" похоже на "одиночество", но это уже гниль.
Ко всему прочему - я просто боюсь вам помешать, но дальше уже некуда - себя остановить вовремя не нашла причины.

Эти дороги врозь
на перекресток:
я направляюсь к тебе,
ты приходишь к месту.
Кто голову в песок,
а кто - руки в воздух:
мне все равно с тебя
ни воды ни теста.
Только вино и хлеб,
арка рук и плечи;
босыми по снегу -
до остановки.
я говорю, что люблю
тебя, человече.
Ты отвечаешь:
(оставим это за скобкой)

16:35

sights

Дар предвидения здесь что кошка.
Мне бы не помешала уверенность в том, что к выполненному обращению я стою по северной стороне.

_резать и рубить:
исполнение детских желаний если не другими силами, то самим собой.

Мне нравится горизонтальный снег. Хоть и душно и страшно, и вообще как подушкой обмотана голова - мягкость, и из глаз течет постоянно: ветер обещает весну, но в морозы легче выжить в тишине. То, что скрипит внизу, обещает зубы. Я как-то обмолвилась перед матерью о том, что есть нижний рот. И снова - слова уже не проглотишь, а я так и не вырос за это время. Что мне снится - мрамор.
Время разбрасывать камни отвлекает меня от времени их собирать. Расхлябанность убирает могущество.
Чаще пытаешь упомнить важные старые навыки, не получившие закрепления.
Уходишь еще глубже, может быть.

15:36

l

Ну, так.
Нахожу лучших, нахожу хороших - светлею, но тепло это недолго, хоть и привязанность моя почти _щелк_ навесной замок захлопывает корыто, копыто и пустота под выемкой.
Стук-стук-стук. Вижу, что выходит нужным и правильным, но.
I
Почти весна.

05:51

с плеч

Когда то, что ты делаешь и то, что ты есть, не близко к идеалу даже, а так - пародия, перестук задержек между собой, перехваченные огоньки сути у чужого рта. я обещала уходить от прежнего, но ничего не делаю. Красное платье, обрезать волосы, ждать понедельников, четверг делать днем гроз.
Итог - слезает краска - уходит твое. Продукт остается чистым, как будто с фабрики, время подходит в десяти часам. Иногда, когда менее страшно, вопросы не задаешь из-за прогноза будущих лиц. И ближе не подходишь - потому что я чую: мои эмоциональные ниши жаждут препятствий, но не знаю, насколько мои партнеры согласны на подобные воздушные валуны. Есть, искать страдания.
Не закончены ни ведьмы, ни Мастер Ши.
Но что: находишь в себе силы не справляться в одиночку.

Юному королю не достается достойной работы, все охота да рыбная ловля в каком-нибудь далеком периферийном лесу . Только собственная кровь иногда напоминает о необходимости делиться светлой милостью с огромным количеством свободных радикалов, привязанных к конкретным телам смутными обещаниями и выжидающим молчанием.
Но у меня в запасе еще много времени, я умею его ждать.
То, что нормально для обычного человека - думать и ставить неоформленное «я» в начало предложения просто для комбинации всех удач - кажется мне дерзостью, непреодолимым капризом, который не имеешь ты сам никакого права исполнить, а только другим перепоручить, чтобы у них вышло ласковое «ты» или «Вы», но заслуженное вне всяких сомнений.
Я не помню, как говорит мой герой, только голос его. Потому что нам друг до друга далеко, и все мои животные страдания направлены на молитвы во спасение и песни о благополучном исходе. Любовь не занимает здесь иного места, кроме ожидания, перевоплощения будущего в лучшее из всех возможных.
Слов начинает не хватать, небо упрямо предгрозовое, с нечеткими краями. Его бросает в жар с периодом меньше получасового, не хватает точности для всего, что задумано, и все находится не на своем месте. Свод вырождается в какой-то монохромный пласт пространства с небольшой толщиной, который не имеет ни малейшего соприкосновения с гравитационными взаимодействиями. Выходит только – хорошо стоять за чьей-то спиной, потому что помимо собственного полукругом закрученного тела ты обретаешь еще и лист чужого естества перед всеми невзгодами. И плохо быть тем, кто кроет. Чужие глаза смотрят будто прямо из перископа кишечника, причудливой системой зеркал выведывают всю подноготную.
Никто из нас ничего не знает.
И добрый юный Король по-прежнему служит своему названному брату, даже не задумываясь, благодаря чему складывается такой ход. Долгие прогулки по лесу, пока погода и работа позволяют, во всем облике его что-то девичье, и жители окрестностей постоянно на него дивятся, когда замечают. Женские голоса, загрубевшие за время пребывания на свежем воздухе за пределами каменной темницы, больше вовсе не напоминают о женщинах – только о силах, живущих внутри земли. Они похожи на мчащиеся стада.
Он не слышит женщин.
Едва ли он вообще когда-либо знал их, но так как его время практически догнало половину трех десятков, наступает пора перешептываний и шуток, обращенных в тоскливое и туманное будущее, потому что только там он перестает быть ребенком. Он так неуклюж и нескладен сейчас, что лишь старик, проводящий все свое время в убежище под массивным камнем за весьма сомнительными делами и играми, способен им интересоваться. Не знаю уж, зачем им обоим понадобилось это сотрудничество, вызывающее только обильные сплетни и догадки о настоящем существе их личностей, но иначе совершенно невозможно представить этих историй.
В окрестностях вотчины Артура пары появляются редко. Ночами, особенно ближе к лету, каждая тропинка упоительно горяча и вероломные будущие подснежники особенно мягко устилают землю. Широкая грудь леса вся пропитана ароматами трав, но мой герой всегда смотрит наперед, потому чувственные удовольствия желанны для него, но недостижимы.

С приходом старости все ближе становится одиночество. Женщины печальны и недовольны, сморщены и совсем не умеют изменяться, их бледные лица и невысокие выбритые лбы как таинственные заклинания, но руки, лежащие на плоской подушке, прикрывающей их не родившихся рахитичных призраков и здоровых, румяных детей с нежной кожей пяток, выдают желания и дремлющую силу, превосходящую всякие мужские потуги отдать дань своему предназначению.

Король еще мал, от тяжести доспехов спина его исходит мелкими мурашками и руки балансируют посреди трех состоянии – вверх, вниз, вправо. Но на запад смотрит он задрав подбородок, уповая на то, что ничего бояться не может, потому что внутри его мясного панциря успокоительно течет волшебная кровь. Эту породу узнаешь по чертам, за которые цепляется внутренний глаз, а если в тебе самом четверть от них, то понимаешь их безошибочно, хоть и неправильно. О, как они отдают приказы - одни улыбки, и никаких расстроенных мин. Они даже не хотят говорить, им это не нужно, потому что всегда они тратят по нескольку часов на дорогу до твоего пыльного сердца, наседают на него, мысля начистить до блеска, не преуспевают, но и не расстраиваются, хотя это их задевает. Память их глубока, как озерный омут, и из памяти из берутся волшебные рыцари, забирающие силу из настоящего. И прекрасные женщины покорны им, приветствуют полупоклоном и взглядом в сторону, потому что раньше ты был более внимателен, но наступает пара отказов и неправильно быть прекрасным и тем более идеальным.

А.М.

Идем вместе, по правую руку от меня никто не становится: примета старая, но все говорят, что лучше о таком не забывать (довелось мне протянуть дольше всех, да еще и с бесконечными своими повторами – вот и бесятся, без злобы, но по привычке отмечать похвалу как данность и превосходство как отличительный знак), а то вылетит припадающей на правую сторону птичкой с желтыми лапами, похожими на резиновый слепок ветки, и стукнет по голове. Вдыхаю и бросаю воздух, будто бы палкой проталкиваю внутрь застывающую морозную густоту утреннего тумана, натягиваю перчатки, плечи поднимаю вверх, пытаясь в складках спрятать остывающие уши: снег выпал не так давно, но во многих голосах я уже слышу усталость и тоску, на каждом повороте пытаюсь встретиться со стоящими за левым плечом, но все это пустое: тень распадается на пять частей, и указующая выглядит бледнее всех остальных.
До точки разлада и разделения мне остается совсем немного, но хранить тишину внутри еще сложнее, чем снаружи: ведь когда я не знаю имени и проблем, глаза постороннего говорят и больше, и меньше разом: иди до перекрестка, потом припади к земле. Если попросят, мы сделаем все, коли невозможно будет отказаться от обещаний. Имя мое запрятано среди прочих, ответ на загадку – условие для выигрыша битвы, на которую меня зовет поясной колокол. Оступаюсь.
Такие моменты – половина тебя летит носом в землю, а все прочее проваливается ниже одномоментно и продолжает идти несобранным конструктором. Ревность земли проходит по своду ступней, мир расступается и становится мягче: у этого перекрестка почва побеждает камень, забирает любое покрытие и асфальт здесь трескается изнутри, сдавшись зелени юной поросли. Поднимай голову, если собираешься опуститься вниз – здесь неустойчивая вертикаль и все меняется местами: попутчик качает головой, а я люблю его голые ладони наблюдать через увеличительное стекло (луна как выпуклый третий глаз ювелира ), но он лишь смеется, замечая мое краснеющие лицо в одном из зеркал. Говорят, что под крестовинами дорожной разметки в глубине сверкающий светофорных линий покоятся погибшие боги, и бледные прекрасные руки их лезут прочь из плечей, расходясь узорчатым сиянием в глазах ходящих снаружи… - я же помню только фонарь, от которого золотой паутинкой спадает тепло, и колени, стоящие поодаль: теплая одежда не позволяет мне сжаться в изначальную форму, волнительно сойтись снежной пеной с тем, кого я здесь жду. Но проходящая мимо девушка уже означила мне пророческое: ищи собственный перекресток, и мне приходится подниматься с глубины, после которой – новый провал, и искать продолжения в чернилах, разлитых завитками по щекам Юкс, и требовать определенности в избрании того, что, собственно, тебе достается.

10:53

Старое

Накануне как явление обычно длится недолго: хмыкать, представляя вертикаль, держащую тело, близкой и открытой: те картины, что приходят мне на ум, напрямую связаны с внутренностями и это уже несколько угрожающими может казаться всем прочим. Единственность выбора не подтверждает его особенности – лишь делает тем, что обладает данным качеством. Легко покрыть текстом, как вдохновляющей мужской силой – укрытое стада в ожидание того, что взрастет. Женские силы действуют изнутри, они неспешны, но могучи, и испорченность толка и сути порой хуже даже оскопления: гниль внутри признается самым омерзительным пактом сотрудничества между. Кегль отгораживает меня от мира, ведь чем меньше мой забор, тем поразительной оказываются его составляющие. Но необходимо узнавать: если забор бабы Яги состоит из человеческих копчиков, хоть они и хрупки, это действует гораздо сильнее. Любой масштаб можно умозрительно победить удалением, и отречься тем, что он сказывается в гораздо меньшей степени: они прибавили яркости, я прибавил в весе.
Сейчас я оглушен. И технически лишь понимаю все эти игрушки и шутки: ожидание слышу, действий не замечаю, будто внимание мое длинно и тяжело, но не прицельно. Кажется, что балка моих ощущений давит любимых активнее мухобойки: я, осознающая чувства, в себе не счастлива.
Иными я хотел добиться ярости, потому что в ней больше мякоти, влаги и полноты, которой я жажду, но всем моим решениям не хватает быть ощутимыми, я даже при тяжести не чувствую мира и полноты – окружен экраном, жужжание разогретого источника которого не дает мне спать при свете. О, символический счет. С нас требуют тысячу слов и я перечисляю синонимы.
Я взбешен – и это маслины у внутреннего кивка: наклонять голову при знакомстве на расстояние, сравнимое с толщиной мизинца, и ждать. Я завистлив и злопамятен ныне. Тот тростник, из которого резали мой нынешний голос, был испорчен. И не потому, что место его роста было больно ( хотя это единственный тип связи, что непременно следует из таких вещей), а из-за собственных итоговых масс. Излишняя прочность гарантирует наконец падение.
Стада унылых ангелов с открытыми холодными голенями обрастают крылатостью походки, и один из нас уже сдался, другой сдается каждодневно, а я – злюсь и делаю все механически, потому что все мое вдохновение уходит на защиту и способы говорения правды.
Ему, конечно же, легче. Но я устал предавать места, с грузом которых перестаю справляться. Нет мест.
Зрелость, достигаемая скачком. Нам говорят, что все придет итогово, но лишь этого знания недостаточно, потому что процесс столкновения с мужским эффектом прыжка нужен нам независимо от пола. Как клонит иногда вниз, если окажешься у обрыва.